1.
Соловей мой, соловей
Появился средь ветвей!
2.
Словно призрак, средь ветвей
Возникает соловей!
3.
Соловей мой, соловей,
Где ты, средь каких ветвей?
4.
Средь развесистых ветвей
Завел песню соловей!
5.
Вот явился соловей!
Ходит он среди ветвей!
6.
Посмотри: среди ветвей
Вестник счастья, соловей!
7.
Расскажи нам, соловей,
Что ты видишь сквозь ветвей!
8.
Чу! Вот рядом из ветвей
Сердцу вторит соловей!
9.
Шалунишка-соловей
Все поет в тени ветвей!
10.
Из таинственных ветвей
Нам внимает соловей!
11.
Ангел ночи - соловей
Ищет-свищет из ветвей!
12.
В лунной хижине ветвей
Поселился соловей!
13.
Узник музы - соловей
Средь таинственных ветвей!
14.
Это он среди ветвей -
Муз любимец - соловей!
15.
Человек и соловей -
Мы одни среди ветвей!
16.
(Аплодисменты)
17.
- Интересно, предчувствия оправдаются или нет?
18.
- Какие такие предчувствия?
19.
- Да есть некоторые предчувствия...
20.
- А насчет чего?
21.
- Неважно. Если оправдаются, узнаешь...
22.
- Ну что ж...
23.
(Пауза)
24.
Человек не соловей,
Даже если средь ветвей!
25.
Человек не барабан,
Даже если сквозь туман!
26.
Человек не стая туч,
Даже если он могуч!
27.
Человек не груда скал,
Даже если он устал!
28.
Человек не бог весть что,
Даже если он в пальто!
29.
Человек не просто так,
Даже если он мудак!
30.
Человек необходим,
Даже если он один!
31.
Человек - он не один,
Если он необходим!
32.
Человек меня поймет,
Если он не идиот!
33.
Человек не идиот,
Даже если не поймет!
34.
Человек не человек,
Если он не человек!
35.
Человек не против бы
Отказаться от борьбы!
36.
(Аплодисменты)
37.
- Ты уже знаешь?
38.
- Ты что имеешь в виду?
39.
- То же самое, что и ты.
40.
- А я не понимаю...
41.
- Понимаешь, понимаешь.
42.
- Да не понимаю я!
43.
- Ну, не понимаешь, не надо.
44.
- Ну не надо так не надо...
45.
(Пауза)
46.
Человек идет туда,
Где покой и тишина!
47.
Человек идет туда,
Где ему и надо быть!
48.
Человек идет туда,
Где его уж заждались!
49.
Человек идет туда,
Где его уже не ждут!
50.
Человек идет туда,
Уж откуда не уйдешь!
51.
Человек идет туда
Восвояси навсегда!
52.
Человек идет туда!
Человек идет туда!
53.
(Аплодисменты)
54.
- Разрежённый воздух...
55.
- Какой? Разрешённый?
56.
- Не разрешённый, а разрежённый.
57.
- А мне послышалось "разрешённый". Так даже лучше.
58.
- Так, может, и лучше, но я сказал: "Разрежённый воздух".
59.
- Да я уже понял, что ты сказал, но "разрешённый" все-таки лучше.
60.
(Пауза)
61.
- Да... Уровни общения...
62.
- Что - "уровни общения"?
63.
- Да я вот думаю: есть, наверное, какой-то способ достижения тех уровней общения, которые не достижимы никаким иным способом...
64.
- Ну, наверное...
65.
- Ну вот. А ты говоришь...
66.
- Я говорю?!
67.
(Пауза)
68.
Человеку надо петь,
Если требует душа!
69.
Человек должен любить,
Или он не человек!
70.
Человек должен страдать!
Очищается он тем!
71.
Человеку надо спать -
Голова его болит!
72.
Человеку надо всё,
Что ему необходимо!
73.
Человеку надо жить,
Если это человек!
74.
Человеку надо жить!
Человеку надо жить!
75.
(Аплодисменты)
76.
- Важно и в шуме найти ритм и порядок.
77.
- А они там есть?
78.
- Есть. Надо только прислушаться.
79.
- Тогда это уже не шум...
80.
- Тогда это уже не шум.
81.
- Тогда конечно...
82.
(Пауза)
83.
Человек не может жить
Без того, чтобы не петь!
84.
Человек не может жить
Без того, чтоб не любить!
85.
Человек не может жить
Без того, чтоб не страдать!
86.
Человек не может жить,
Если нету у него!
87.
Человек не может жить
Без того, чтоб умереть!
88.
Человек не может жить!
Человек не может жить!
89.
(Аплодисменты)
90.
- Непонятно...
91.
- Что непонятно?
92.
- Да ничего непонятно!
93.
- Что значит "ничего"?
94.
- То и значит. Непонятно и всё!
95.
- Странно...
96.
(Длительная пауза)
97.
(Аплодисменты)
Маленькая Ночная Серенада
Лeв Рубинштейн
Do not read this poem.
The writings of contemporary Russian poet Lev Rubinstein, one of the founders of Moscow conceptualism, are what he terms "poetic texts"; they invite us to stage, perform, or remake them. They are scripts, tatters of speech, the ruins of discourses, set into conversation with other ruins.
Rubinstein, a former librarian at the Lenin Library in Moscow, began composing these poetic series on library index cards in the 1970s, influenced by avant-garde traditions, Zen, and postmodernism. What I love about his version of conceptualism is that his poems can be read either as a parody of discourses or as the renovation of the fragments of truth they attempt to illuminate; in other words, I find the poems to touch on utter banalities which nonetheless contain elements of truth, even as they expose official truths as banal. He's a lot of fun, dancing between "high" and "low," but in the way that Frost believed poetry should "play for mortal stakes."
Recent debates about conceptualism in the American poetry scene are polarized between partisans and naysayers who promote the idea that there is a fundamental antagonism between concept and drama, language and lyric, intelligence and affect. The work of Lev Rubinstein (and, arguably, the whole corpus of Russian conceptualism) offers a third way. Rubinstein's work is a dirty conceptualism, redolent of lyric affect. It's a little difficult not to be moved by his poems, even as we see their relentless quasi-quotationality. Every gesture of his work oscillates between the dramatic pulsing of feeling and the constructedness and kitsch of feeling; in this way, perhaps, Lev Rubinstein's poems are a bit like Guided by Voices songs—each an entire history of pop music, drunk to the dregs, shattered, melted down, recycled, and reborn as another bottle.
—Philip Metres
The writings of contemporary Russian poet Lev Rubinstein, one of the founders of Moscow conceptualism, are what he terms "poetic texts"; they invite us to stage, perform, or remake them. They are scripts, tatters of speech, the ruins of discourses, set into conversation with other ruins.
Rubinstein, a former librarian at the Lenin Library in Moscow, began composing these poetic series on library index cards in the 1970s, influenced by avant-garde traditions, Zen, and postmodernism. What I love about his version of conceptualism is that his poems can be read either as a parody of discourses or as the renovation of the fragments of truth they attempt to illuminate; in other words, I find the poems to touch on utter banalities which nonetheless contain elements of truth, even as they expose official truths as banal. He's a lot of fun, dancing between "high" and "low," but in the way that Frost believed poetry should "play for mortal stakes."
Recent debates about conceptualism in the American poetry scene are polarized between partisans and naysayers who promote the idea that there is a fundamental antagonism between concept and drama, language and lyric, intelligence and affect. The work of Lev Rubinstein (and, arguably, the whole corpus of Russian conceptualism) offers a third way. Rubinstein's work is a dirty conceptualism, redolent of lyric affect. It's a little difficult not to be moved by his poems, even as we see their relentless quasi-quotationality. Every gesture of his work oscillates between the dramatic pulsing of feeling and the constructedness and kitsch of feeling; in this way, perhaps, Lev Rubinstein's poems are a bit like Guided by Voices songs—each an entire history of pop music, drunk to the dregs, shattered, melted down, recycled, and reborn as another bottle.
—Philip Metres
Lev Rubinstein is among Russia's most well-known contemporary writers and one of the founders of Moscow Conceptualism. He has been called a "Postmodern Chekhov." His work is conceived as series of index cards, a poetic medium which he was inspired to create through his work as a librarian at the Lenin Library. His work circulated through samizdat and underground readings in the "unofficial" art scene and found wide publication in the late 1980s. Rubinstein lives in Moscow and writes cultural criticism for independent media. The Compleat Catalogue of Comedic Novelties is forthcoming from Ugly Duckling Presse in 2014. He is active in the pro-democracy movement in Russia.
Philip Metres is the author and translator of a number of books and chapbooks, including Compleat Catalogue of Comedic Novelties (2014), A Concordance of Leaves (2013), abu ghraib arias (2011), and To See the Earth (2008). His work has garnered two NEA fellowships, the Watson Fellowship, five Ohio Arts Council Grants, the Beatrice Hawley Award, the Arab American Book Award, and the Cleveland Arts Prize. In 2014 he received a Creative Workforce Fellowship, thanks to the Community Partnership for Arts and Culture, residents of Cuyahoga County, and Cuyahoga Arts & Culture. He is a professor of English at John Carroll University in Cleveland. Click here for his website.
Tatiana Tulchinsky has translated many works of fiction, poetry, drama, and non-fiction, among them Leo Tolstoy's Plays in three volumes, Anna Politkovskaya's A Small Corner of Hell, an Anthology of Russian Verse, and the Selected Works of Venedict Erofeev. She received a Best Translation of the Year Award from the American Association of Slavists, a Witter-Bynner Foundation for Poetry Grant, and a Creative Writing Translation Fellowship from the National Endowment for the Arts. Currently, she's working on a project translating and promoting English-language drama for the Russian theater stage.
